Е. Гинзбург "Крутой маршрут"

Решительно не понимаю, как я прошла мимо этого раньше. Возможно, пик перестройки пришелся на мой "нечитающий" период, и я пропустила. А может быть даже читала, но восприняла как очередное газетно-журнальное разоблачение. Проскользила по ужасным фактам, начисто упустив человеческую составляющую. Сейчас это воспринимается совершенно иначе.

Мое восприятие разделилось как бы на две составляющие. С одной стороны, очень захотелось взглянуть на эти события исторически. Узнать побольше о причинах, механизмах, психологии жертв и исполнителей, состоянии общества. Правда, есть опасение, что еще рано. Тема слишком кровоточащая и спекулятивная, и о ней отстраненно, как о народовольцах, не порассуждаешь.
С другой стороны, гораздо интереснее человеческий аспект. Как и во всех мемуарах (а особенно в таких яростных) автор раскрывается очень глубоко. К тому же ее тоже в первую очередь интересуют люди: их поведение, мысли, душа. Она одновременно и фиксирует, и преломляет через собственное понимание. И это можно увидеть. И вопросы ее волнуют самые интересные: на чем люди ломаются, за счет чего выживают, как себя сохраняют, что в них меняется под воздействием невыносимых условий.

Есть еще один момент... При том, что очень много написано о собственных переживаниях унижения, насилия, беспомощности, у меня возникло ощущение, что подлинное переживание этой травмы автор оставила за кадром. Есть гнев, негодование, ненависть к мучителям, но это все чувства как бы "благородные", дозволяемые к выражению, "не стыдные". В общем, ими можно поделиться с окружающими. За этим мне чудится что-то еще, что было бы сейчас для нас более важным, но, конечно, невозможным для автора.

Еще раз поймала себя на чувстве, которое у меня всегда возникает, когда читаю о войне, лагерях, холокосте. То есть, о тех трагедиях, когда сгинули миллионы, а выжили единицы. В какой-то момент возникает гаденькое чувство к автору: "Ну тебе-то повезло. Вон как отсиделся, затаился, нашел теплое местечко. Вон какие перипетии, приключения, чудесные избавления". Я все время думаю о тех ужасающих массах людей, которые погибли без всяких приключений: буднично и быстро. На фоне запланированной смерти которых только и возможны были эти чудесные спасения. Понятно, что авторы не виноваты, и я конечно не всерьез. Но я все время отождествляю себя не с автором, а с серой массой на фоне. Единственное, где я этого не чувствовала,  у Кертеса в "Без судьбы"

Еще один момент книги отозвался очень сильно во мне. Разлука и потеря детей. Понятно, что это наверное наложилось на еще "не остывший" гормональный фон. Но есть и что-то другое. Я и до этой книги почему-то часто последнее время задумываюсь о хрупкости нашего счастья с детьми, нашей с ними связи. Конечно, это эффект маленького ребенка в доме. Но вот раньше, с дочкой, я это переживала совершенно иначе. Это был и страх за ребенка, и переживание своей зависимости от этого страха. Своей вдруг возникшей бешеной уязвимости. Сейчас немного иное. Не столько страх за него, не столько собственная уязвимость, сколько сознание хрупкости, непрочности, временности нашего благополучия. Постоянно лезут мысли про "успеть". Облегчение от того, что с дочкой уже многое "успели", и что бы ни произошло дальше, этого уже у нее не отнять.

Книга сильно написана и гениально прочитана. Ирина Ерисанова вложила душу и нервы.

Е. Гинзбург "Крутой маршрут"

Решительно не понимаю, как я прошла мимо этого раньше. Возможно, пик перестройки пришелся на мой "нечитающий" период, и я пропустила. А может быть даже читала, но восприняла как очередное газетно-журнальное разоблачение. Проскользила по ужасным фактам, начисто упустив человеческую составляющую. Сейчас это воспринимается совершенно иначе.

Мое восприятие разделилось как бы на две составляющие. С одной стороны, очень захотелось взглянуть на эти события исторически. Узнать побольше о причинах, механизмах, психологии жертв и исполнителей, состоянии общества. Правда, есть опасение, что еще рано. Тема слишком кровоточащая и спекулятивная, и о ней отстраненно, как о народовольцах, не порассуждаешь.
С другой стороны, гораздо интереснее человеческий аспект. Как и во всех мемуарах (а особенно в таких яростных) автор раскрывается очень глубоко. К тому же ее тоже в первую очередь интересуют люди: их поведение, мысли, душа. Она одновременно и фиксирует, и преломляет через собственное понимание. И это можно увидеть. И вопросы ее волнуют самые интересные: на чем люди ломаются, за счет чего выживают, как себя сохраняют, что в них меняется под воздействием невыносимых условий.

Есть еще один момент... При том, что очень много написано о собственных переживаниях унижения, насилия, беспомощности, у меня возникло ощущение, что подлинное переживание этой травмы автор оставила за кадром. Есть гнев, негодование, ненависть к мучителям, но это все чувства как бы "благородные", дозволяемые к выражению, "не стыдные". В общем, ими можно поделиться с окружающими. За этим мне чудится что-то еще, что было бы сейчас для нас более важным, но, конечно, невозможным для автора.

Еще раз поймала себя на чувстве, которое у меня всегда возникает, когда читаю о войне, лагерях, холокосте. То есть, о тех трагедиях, когда сгинули миллионы, а выжили единицы. В какой-то момент возникает гаденькое чувство к автору: "Ну тебе-то повезло. Вон как отсиделся, затаился, нашел теплое местечко. Вон какие перипетии, приключения, чудесные избавления". Я все время думаю о тех ужасающих массах людей, которые погибли без всяких приключений: буднично и быстро. На фоне запланированной смерти которых только и возможны были эти чудесные спасения. Понятно, что авторы не виноваты, и я конечно не всерьез. Но я все время отождествляю себя не с автором, а с серой массой на фоне. Единственное, где я этого не чувствовала,  у Кертеса в "Без судьбы"

Еще один момент книги отозвался очень сильно во мне. Разлука и потеря детей. Понятно, что это наверное наложилось на еще "не остывший" гормональный фон. Но есть и что-то другое. Я и до этой книги почему-то часто последнее время задумываюсь о хрупкости нашего счастья с детьми, нашей с ними связи. Конечно, это эффект маленького ребенка в доме. Но вот раньше, с дочкой, я это переживала совершенно иначе. Это был и страх за ребенка, и переживание своей зависимости от этого страха. Своей вдруг возникшей бешеной уязвимости. Сейчас немного иное. Не столько страх за него, не столько собственная уязвимость, сколько сознание хрупкости, непрочности, временности нашего благополучия. Постоянно лезут мысли про "успеть". Облегчение от того, что с дочкой уже многое "успели", и что бы ни произошло дальше, этого уже у нее не отнять.

Книга сильно написана и гениально прочитана. Ирина Ерисанова вложила душу и нервы.