Очень длинная история про то, как в 14 лет я впервые увидела оперу и впервые попала в Большой театр.
История типично советская. О Большом мы в то время даже думать не могли, хотя в театр ездили часто. Но Большой... он был для каких-то совсем других людей, с другой планеты. Пока однажды в поезде папа не разговорился с попутчиком. Тот оказался кем-то то ли из бывших балерунов, то ли вообще партийным работником Большого театра. Под конец приятной беседы на робкую просьбу: "Я давно мечтаю сводить дочку в театр...", новый знакомый дал телефон и пригласил звонить. Дома новость вызвала переполох. Как сейчас помню, афиши конечно не было, но почему-то все дружно решили, что это должен быть только балет, и только Щелкунчик.
Телефона дома тоже не было, поэтому звонил папа с работы. В общем, Щелкунчика в ближайшем месяце не намечалось, а откладывать папа побоялся. Приятные попутчики быстро забываются. Выбрали "Евгения Онегина". Училась я во вторую смену, ушла с последних уроков. В электричке сняла школьный фартук и надела поверх форменного платья нарядный свитерок. Получилось более менее пристойно.
Пришли к одному из правых подъездов. Не помню уже, 13-й, 15-й... Это был один из служебных входов, там целая толпа нас, страждущих, собралась. Время от времени кто-то появлялся изнутри и забирал очередных «блатных». Пришел и наш знакомый, говорит "пошли". Ну, мы и пошли. Дальше меня просто оглушило. Свет, звук, народ... Все блестит. По дороге он все время с кем-то раскланивался, перекидывался парой слов. Кто-то его подколол: "Что, контрамарку? Билет достать не можешь?". Наш знакомый ответил: "А ты можешь? Так давай!". И стал перед нами оправдываться: "Сегодня отличный состав, поэтому билетов не достать".
Мы шли вверх и переходами, переходами и вверх. Вышли в какой-то буфет, где все были яркие и нарядные. А мы в пальто. Наконец, пришли к гардеробу. Раздевайтесь - приказал знакомый, а потом вот сюда. Это была одна из левых лож бенуара. Не крайняя, с хорошим обзором. В ней еще никого не было. "Вы вот здесь стойте, а девочка может на бортик сесть". И удалился.
Зал меня поразил и оглушил. Вернее, я с самого входа пребывала в оглушенном состоянии, которое только усиливалось. Тут, наконец, папа стал меня инструктировать, как слушать оперу: «Ты, главное, слова не пытайся разобрать, ты в целом воспринимай». «Кстати, ты читала Евгения Онегина?» Весьма, весьма своевременный вопрос! Нет, конечно, не читала! Папа тут же купил программку, посадил меня за либретто, а сам побежал в буфет. Нынешней молодежи нельзя объяснить, что такое был театральный буфет вообще, и особенно театральный буфет Большого театра в советское время. Не помню, что уж мы оттуда вынесли. Шоколадки «Вдохновение» уж точно. Их можно было только в театре купить. И далеко не в каждом театре.
Либретто я дочитать не успела. Ложа заполнилась людьми, я пыталась пристроиться на бортике, свет погас… Несмотря на то, что в доме было много пластинок (папа - любитель классической музыки), и сама я уже который год мучила скрипку в музыкальной школе, гениальную музыку Чайковского слушала впервые. Ну, или «как впервые». Папе больше «Пиковая дама» нравилась, ее дома часто заводили. В общем, меня просто подхватило и понесло. Я не представляла раньше, что классика может быть так мелодична, так красива и понятна. «Я люблю вас, Ольга» - это же хит, шлягер! Это же неотвязчиво как «Пора-пора-порадуемся...». Кстати, то ли дикция тогда у певцов была лучше, то ли слух у меня, но с текстом проблем не было. Я понимала, что они поют. И это было первое прикосновение не только к этой музыке, но и к гениальным пушкинским строкам.
Я была захвачена не только музыкой, но и самой историей: чень нежной, очень романтичной. И я была как раз тот зритель из анекдотов, который не знает «чем все кончится», и сильно переживает. Очень хорошо помню, что конец первого действия мне показался вполне законченной историей. Она влюбилась, призналась, он ей отказал. Красивый, законченный сюжет. Что дальше-то может быть? Ну, в антракте я еще чуть-чуть почитала программку, да и папа в двух словах объяснил, что дальше будет. В антрактах мы сидели, давали отдых ногам . На меня произвело сильное впечатление, что при входе в ложу есть еще одна комнатка, проходная. Где все тоже очень красиво, стоит кушетка. На ней мы и отдыхали после нашего стояния. С нами в ложе еще кто-то стоял. Но поскольку мы пришли первые, то у нас были самые козырные места, в наиболее удобном углу. Не говоря уже о моем бортике, которому многие завидовали и на котором я себе все отсидела. В других ложах тоже стояли. Народу было очень много. Сейчас по-моему в ложах стоять не пускают.
Всю обратную дорогу в пустой электричке я напевала. И такого тоже ни до, ни после кажется не было. Кстати, знаменитая «дуэльная» ария Ленского мне не понравилась. Я не понимала, почему такая завороженная тишина во время исполнения, а потом такие неистовые овации. Мои хиты: «Я люблю вас, Ольга», и «Вы мне писали, не отпирайтесь…». Ну и полонез в последнем действии. Ария Гремина тоже ничего, хотя папа утверждал, что тот «дал петуха». Мне пришлось спросить, что значит сие выражение. На следующий день достала Пушкина, и села читать. Но это уже, как говорится, совсем другая история.
Потом, в студенчестве и после, я несколько раз ходила на Онегина. В том числе, в Большой. Осталась разочарована. И даже к музыке охладела. Думала, что все, и ходить не надо. И вот вчера в Геликон-Опере на меня накатило почти как 30 лет назад в Большом. Может быть это просто старость и ностальгия по детству. А может быть великая музыка и великий роман.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
